Мой город — Курган
Выбрать другой город:
Учёба.ру WWW.UCHEBA.RU
 

Павел Французов:
как стать успешным
ученым

Физик из Академгородка Павел Анатольевич Французов
поделился историей своей жизни, а также рассказал редакции
Учёбы.ру о круговороте учёных в науке, работе у лауреата
Нобелевской премии и путешествии по мировым научным центрам.
Тамара Абшилава
Редактор Учёба.ру в Новосибирке
20 марта 2015
Образование
Новосибирский государственный университет по специальности «физика» (1987). В 1993 защитил диссертацию на степень кандидата физико-математических наук в Институте химической кинетики и горения СО РАН.
Достижения
Автор 40 научных работ, опубликованных в журналах Nature Physics, Physical Review Letters, Nano Letters, Proceedings of the National Academy of Sciences of USA, Physical Review, Advances in Chemical Physics, Journal of Chemical Physics, Chemical Physics Letters, Chemical Physics и др. По данным сайта Международного института информации, статьи Павла Французова цитировались 1433 раз в 40 научных работах. Индекс Хирша равен 20.
Настоящее время
С июля 2013 года Павел Французов — директор государственного автономного учреждения Новосибирской области «Новосибирский региональный ресурсный центр» (НСО ГАУ «Центр»). Задача центра — повышение качества высшего инженерно-технического образования.

Я — ребенок Академгородка

Академгородок — очень важный момент в моем становлении. Мои родители, молодые ученые, приехали сюда из Питера в 1966 году. К тому времени новосибирский Академгородок уже знала вся страна, он стал местом притяжения для молодых энтузиастов, желающих развивать отечественную науку. И условия для этого развития были созданы самые благоприятные. Городок был пропитан особой деятельной атмосферой: окна в научных институтах горели даже поздними вечерами — люди не расходились по домам после работы, повсеместно и почти ежедневно устраивались семинары, творческие встречи, обсуждения и научные споры. Это общение плавно перетекало на домашние кухни, продолжалось в совместных походах и занятиях спортом, в общем, творческая мысль не замирала ни на минуту. И мы, дети, проживали это уникальное время рядом со своими молодыми родителями и, конечно же, пропитывались тем духом и теми идеалами. Кстати говоря, во всем мире лишь очень немногим университетским городкам удалось приблизиться по уровню организации к новосибирскому. Когда я рассказывал иностранцам, что живя в маленьком городке, ходил в детский сад, в школу, учился в университете и аспирантуре, защищал кандидатскую диссертацию и работал в трех разных научных институтах, и все эти места были не далее, чем в 15 минутах ходьбы от моего дома, люди просто не могли поверить!

Вот эти две составляющие школьных лет — мощные учителя и общение одноклассников, глубоко интересующихся какой-то темой, — давали мотивацию двигаться дальше.

Школа

С первого по третий класс меня ругали за то, что у меня плохой почерк, математика тоже казалась мне скучной. А в четвертом классе произошел взрыв: к нам пришла отличная учительница по математике, которая так вдохновенно рассказывала нам о своем предмете, что я полюбил математику всей душой. Весь четвертый класс я запоем читал папины книжки по математике и физике, даже попытался поступить в заочную школу физтеха — решал задачи за 7-й класс. Никто меня, естественно, туда не взял. Однако через несколько лет я все-таки сменил свою первую школу на математический класс школы № 130, теперь уже легендарной 130-ки. Ну что сказать о том времени?.. Недавно мы праздновали день рождения одного из моих одноклассников и поднимали тост за маткласс. Потому что для каждого из нас это незабываемые годы и незабываемые люди, с которыми довелось общаться. Какие там были замечательные учителя! Мой любимый учитель — Самуил Исаакович Литерат, физик, человек потрясающей мощи. Он не просто превосходно преподавал предмет — он им жил, проживал вместе с нами на каждом уроке. Каждая тема у него была закручена в виде детективной истории, получалось очень здорово. Вот эти две составляющие школьных лет — мощные учителя и общение одноклассников, глубоко интересующихся какой-то темой, — давали мотивацию двигаться дальше, подготовили наше дальнейшее развитие.

Студенческая демонстрация, Академгородок, 60-е.

Хочу быть физиком

В 8 классе я четко осознал, что хочу быть физиком, и все остальные предметы пошли по боку. В какой-то момент у меня была единица по истории, жуткие проблемы с химией, но я упрямо отбрасывал все лишнее. Кстати, я тогда считал, что английский язык тоже не нужен. Для меня существовали только физика, информатика и математика. Но когда поступал на физфак в НГУ, сдал почти все экзамены на 5, даже сочинение. Первые два года учебы в университете я был круглым отличником, мне страшно нравилось. Обстоятельства сложились так, что половину третьего курса я провел в больницах, и отличником после этого уже не был, однако интереса к предмету не потерял. Моя первая практика прошла в Институте ядерной физики под руководством Иосифа Бенционовича Хрипловича, легендарного преподавателя НГУ, блестящего физика-теоретика, на счету которого множество замечательных научных результатов. Приведу только один пример. В 1969 он опубликовал пионерскую статью, в которой теоретически предсказал явление, которое впоследствии было названо асимптомической свободой в сильных взаимодействиях.

Как это иногда бывает в науке, Нобелевскую премию за это открытие получил не он, а американские физики Гросс, Политцер и Вильчек, первая статья которых вышла на 4 года позже.

Иосиф Бенционович поставил мне первую научную задачу по расчету эффектов несохранении четности в атомных явлениях, по результатам которой впоследствии была написана статья.

После окончания университета в 1987 году я решил сменить направление исследований и перешел в Институт химической кинетики и горения к Анатолию Изральевичу Бурштейну. Передо мной была поставлена задача по расчету скоростей химических реакций, которая требовала разработки теоретического описания, включающего одновременно язык квантовой и классической механики. Это было очень интересное и плодотворное время. Я влился в коллектив лаборатории теоретической химии, где царила творческая атмосфера. Сотрудники лаборатории вели исследования в разных областях теоретической химической физики. Каждую неделю они собирались на теоретический семинар, на котором нередко кипели нешуточные страсти. Выступающему можно было задавать вопросы в любой момент, и доклад обычно превращался в ожесточенный научный спор. К 1993 году, когда я защищал диссертацию, ситуация была уже совершенно другой. Многие выдающиеся исследователи покинули Россию, спасаясь от экономических неурядиц. Обоих моих руководителей уже не было в стране. Перспектив получения постоянной работы в научных институтах не было. Прекратились научные семинары, наступило затишье. В какой-то момент научная деятельность в Академгородке практически остановилась.

Израиль, Институт Вейцмана. Германия, Гейдельбергский университет

Сейчас я думаю, что на самом деле это время мне помогло, так как я был предоставлен сам себе и четко решил, что не пойду в торговлю и бизнес, и пусть все грохнется, но я буду заниматься тем, что мне нравится — фундаментальной наукой. В течении нескольких лет я размышлял над интересовавшими меня вопросами, учился ставить самому себе исследовательские задачи. Это оказалось очень важной частью моего развития как ученого. В это время Бурштейн уже стал профессором Вейцмановского института в Израиле, и он предложил мне подать документы на стипендию postdoctoral researcher, в западной университетской системе это временная позиция для исследователей со степенью. Я получил стипендию, и в 1995 году вместе с женой и сыном отправился в дорогу. В тот момент я и представить себе не мог, что это путешествие по мировым научным центрам затянется на 15 лет.

Израиль — моя первая заграница, поэтому самая любимая. Я стал работать в Институте Вейцмана, высококлассном научном и учебном заведении. Стоит отметить, что институт имеет прочные научные и финансовые связи с США, и рабочий язык там английский. Вот здесь-то мне и пришлось разобраться со своим английским языком. Чтобы выучить его, я ходил на лекции по физике.

тут я понял, что единственный способ работать в мировой науке — писать статьи на английском языке, то есть не переводить с русского, а именно писать сразу на английском.

Через два года я уже хорошо изъяснялся по-английски. Это помогло мне параллельно с работой в Израиле участвовать в совместном проекте с Гейдельбергским университетом в Германии. Вообще говоря, круговорот ученых в науке — это совершенно естественная ситуация. Специфика работы современного ученого состоит в том, чтобы ездить за своей задачей по всему миру, по разным научным центрам, общаясь с разными людьми и разными культурами. В Израиле я пробыл два года — это был срок стипендии. Сейчас я понимаю, что ехать за границу уже сформировавшимся ученым — не самый лучший способ встроиться в западную научную систему. Оптимально — ехать учиться в магистратуру или в аспирантуру, за рубежом они почти слиты воедино. И это правильно: за 2 года магистратуры плюс 4-5 лет аспирантуры (в США, например, аспирантура не имеет четкого ограничения по времени) у студента есть возможность провести полный цикл исследовательской работы. Ехать учиться на бакалавриате — это накладно и неэффективно. А магистранты на большинстве естественно-научных и инженерных специальностей получают стипендию, которая не только покрывает расходы на обучение, но и обеспечивает скромный, но достаточный уровень жизни для молодого человека.

Поступить в магистратуру в высококласный университет —не очень большая проблема, если ты окончил хороший вуз в России.

Главное — английский язык. Американцы не очень любят заниматься наукой и инженерией, поэтому на этих специальностях уже больше 50% магистрантов из других стран.

Япония, Национальный институт материалов и химических технологий

На самом деле, я ехал в Израиль, думая, что в России все быстро наладится, но этого не произошло. Незадолго до окончания стипендии в Вейцмане меня пригласили работать в Японию. Процедура оформления визы затянулась, и получал я ее уже в России. Отправился в Японию я в январе 1998 года. К этому моменту у нас родились близнецы, и мне пришлось оставить жену с тремя детьми дома, в Академгородке. Моя семья приехала ко мне только через год. В Японии я работал почти три года в Национальном институте материалов и химических технологий, расположенном в Цукубе — городе, созданном по образу и подобию Академгородка. Руководителем лаборатории был замечательный физик-теоретик Масанори Тачия. Ему удалось собрать сильную многонациональную команду исследователей, в которой совместно работали японские, русские, польские, корейские и индийские ученые, в лаборатории была создана прекрасная атмосфера для теоретической работы. В Цукубе мне удалось решить несколько задач по расчету скоростей химических реакций, над которыми я начал работать еще в Новосибирске. Авторским коллективом из двух японских и двух российских ученых мы написали большую обзорную статью в авторитетный журнал Advances of Chemical Physics. Таким образом, научная тема, которой я занимался с 1987 по 1999 год, получила успешное завершение. Масанори Тачия уделял огромное внимание межнаучным связям и систематически приглашал в Цукубу с лекциями ведущих исследователей из лучших университетов мира. На одной из таких лекций я познакомился с Нобелевским лауреатом Рудольфом (Руди) Маркусом. Я рассказал ему о своих работах, и поинтересовался, не возьмет ли он меня на работу в Калтех. И Руди ответил: «Конечно, беру».

США. Калифорнийский технологический институт, Калифорнийский университет в Ирвайне

Для меня Руди был и остается учителем, человеком, который задает планку, на которого хочется равняться. Представьте, сейчас ему 91 год, но он до сих пор активно работает и публикуется. Это ученый невероятной мозговой мощи, в 1992 он получил Нобелевскую премию за работы 1954-1955 годов, которые до сих пор не утратили своей актуальности. При этом он чрезвычайно доброжелателен и отзывчив: ему много пишут, звонят, задают вопросы, запрашивают консультации, просятся на работу. И не было случая, чтобы он не ответил или ответил формальной отпиской. Всегда старается помочь, очень прост в общении. Это увлекающийся человек, которому всегда было интересно новое, в силу чего он периодически полностью меняет сферу своей деятельности, несмотря на солидный возраст. «Я возьму тебя на работу, но я больше не занимаюсь этой задачей, тебе придется поменять тему исследований», — сказал он при нашем знакомстве. Поэтому в Калтехе я взялся за решение задачи совершенно из другой научной области — физики наноразмерных систем. В 2000 году была опубликована статья исследовательской группы из Денвера, проводившей измерения интенсивности излучения одиночных нанокристаллов. Результаты получились абсолютно фантастические — нанокристалы мерцали, меняя интенсивность совершенно непредсказуемым образом.

Я с энтузиазмом взялся за эту задачу, считая, что смогу разобраться с ней за 3 месяца. Но только через 4 года у меня появилось понимание, что же происходит внутри нанокристалла.

Я погрузился в эту тему надолго: плотно работал над ней вплоть до отъезда из США и продолжаю работать над ее решением до сих пор. Когда мое время в Калтехе вышло, я нашел работу в Калифорнийском университете. Университет состоит из 10 независимых кампусов, разбросанных по всей Калифорнии. Я оказался в кампусе, расположенном в городе Ирвайне, где провел 4 года, занимаясь расчетами квантовой термодинамики нанокластеров в сотрудничестве с молодым профессором Владимиром Мандельштамом. Но загадка мерцания нанокристаллов не отпускала меня. В 2005 году вместе с профессором Маркусом я опубликовал статью в журнале Physical Review, где было предложено оригинальное объяснение явления.

Школа-студия «Карандаш»

В Калифорнии наши близнецы пошли в школу. До этого они английского языка не слышали вообще, дома мы показывали только русские фильмы, читали русские книги, а телевизора у нас не было. С американскими детьми они не общались. Однако уже через полгода обучения в американской школе мы начали замечать, что дети говорят между собой по-английски. Но мы-то всегда знали, что вернемся в Россию, и задача сохранения русского языка и стандартов русского образования была для нас очень актуальна. Поэтому была образована русскоязычная школа-студия «Карандаш». Я стал ее президентом, а моя жена — организатором и идейным вдохновителем. Вообще говоря, эмигранты в США организуют много русских школ, но большинство из них имеют развлекательный формат. У нас же все было серьезно: уроки, домашние задания и требование общаться только на русском. Занятия проходили по субботам. Когда меня спрашивают, можно ли воспроизвести «Карандаш» в российских условиях, я говорю: «Скорее всего, нет». Потому что еще раз собрать в одно время в одном месте столь звездный преподавательский состав вряд ли возможно. Литературу нашим детям преподавала член Союза журналистов Елена Дзялошинская, жена выдающегося русского физика Игоря Дзялошинского. Русский язык — Алена Климович, профессор славистики Минского университета. Математику — Наталья Эйтинейер, работавшая в констукторском бюро МАИ, историю — выпускница НГУ Лена Чернышова, специалист по истории СССР, физику — профессор Калтеха Антон Капустин, физик-теоретик, работающий в области теории струн. Факультатив по математике вела профессор Калифорнийского университета Светлана Житомирская. Образование велось методом игрового погружения в языковую и культурную среду. Раз в несколько месяцев мы организовывали театральные постановки, квесты по русским народным сказкам, временам года, литературным героям. В этих постановках и играх принимали участие все — и дети, и родители, и это было незабываемо. После нашего отъезда школа «Карандаш» продолжает успешную деятельность. В прошлом году ей исполнилось 10 лет.

Участники спектакля «Пеппи —длинный чулок» в школе-студии «Карандаш» (Калифорния).

Университет Нотр-Дам. Возвращение

Моя статья в соавторстве с Рудольфом Маркусом получила известность. И как следствие в 2007 году я получил приглашение на должность профессора-исследователя в университет Нотр-Дам в штате Индиана, где я проработал следующие 3,5 года. В Нотр-Даме я полностью сконцентрировался на проблеме мерцания нанокристаллов в сотрудничестве с экспериментальной группой профессора Масару Куно и теоретической группой профессора Болдижара Янко, и это привело к успеху. В 2008 году наша блестящая команда в соавторстве с Рудольфом Маркусом опубликовала обзорную статью по теме мерцания в самом престижном научном журнале по физике в мире Nature Physics. В 2009 году в журнале Physical Review Letters вышла моя статья в соавторстве с профессором Янко и моим аспирантом Шандором Волкан-Каксо с принципиально новой моделью мерцания нанокристаллов, качественно описывающей все известные свойства этого явления, а за ней еще несколько статей в топовых научных журналах. Но в 2010 году срок моего контракта заканчивался, и следовало решать, что делать дальше. Можно было искать работу в США, кроме того у меня было приглашение на позицию профессора в Бразилии.

было ощущение, что в России все сдвинулось с мертвой точки, и возникло желание участвовать в этом поступательном процессе, даже в ситуации неопределенности, без гарантированных предложений работы.

Кроме того, нашим детям в этот момент уже было по 13 лет и их необходимо было переносить в русскую культурную среду. Поэтому в конце 2010 года мы вернулись в Россию, в Академгородок, не имея еще представления о том, что мы здесь будем делать... (Продолжение следует.)

Тамара Абшилава
Редактор Учёба.ру в Новосибирке
20 марта 2015

Обсуждение материала

Оставить комментарий

Cпецпроекты